|
Привет! Мы посылаем вам «Сигнал».
Поделимся радостью: у «Сигнала» появился очень красивый сайт. Там вы можете прочитать избранные выпуски, выбрать, на какой платформе вам удобно слушать наш подкаст — а также, разумеется, подписаться на нашу рассылку. Расскажите о нем своим близким и всем, кому могут быть интересны письма «Сигнала».
Сегодня говорим о гегемоне — Путин в пятницу напомнил нам об этом редком слове. Но что это вообще такое? И про какого гегемона говорит российский президент?
ГЕГЕМОН
В длинной речи по случаю аннексии оккупированных украинских регионов Путин не так много говорил о самих территориях или их жителях. Большую часть обращения он посвятил критике «коллективного Запада» и политике «сдерживания России», используя десятки пропагандистских и конспирологических штампов (о которых, к счастью, уже писал «Сигнал»).
Пять раз в этой речи прозвучали слова «гегемон» или «гегемония». Под этим термином Путин подразумевает США и Запад (или даже конкретно «англосаксов»).
Вот, пожалуй, самая яркая цитата: «Запад готов переступить через все для сохранения той неоколониальной системы, которая позволяет ему […] грабить мир […], собирать с человечества настоящую дань, […], ренту гегемона».
В феврале, объявляя Украине войну, Путин тоже поминал «гегемона» (в 2022 году он вообще по-настоящему полюбил это слово). По мнению президента, «все, что не устраивает гегемона, власть предержащих, объявляется архаичным, устаревшим, ненужным», а несогласных с этим «ломают через колено».
КТО ПРИДУМАЛ ВПИСАТЬ В РЕЧЬ ПУТИНА СЛОВО «ГЕГЕМОН»?
Выступая перед политической элитой 30 сентября, Владимир Путин, в целом, не сказал ничего нового. Это вновь была антизападная (прежде всего антиамериканская) речь; президент опять рассуждал о лидерстве России в борьбе за «более справедливый миропорядок» и цитировал своего любимого ультраправого философа Ивана Ильина.
Но на этот раз Путин использовал не самые привычные для его риторики термины — вроде той же «гегемонии» и постколониализма (о нем — ниже).
Мы не знаем наверняка, вписал ли Путин в текст обращения 30 сентября термин «гегемон» собственноручно или это сделали его референты. Однако известно, что глава государства вмешивается буквально во все (от хода военных действий до обмена пленными) — и речи тоже не исключение, рассказывает политический корреспондент «Медузы» Андрей Перцев. По его словам, скорее всего, основная часть выступления по случаю аннексии была написана самим российским президентом. Либо, по крайней мере, речь была им существенно отредактирована.
На мировоззрение Путина, по словам Перцева, раньше активно влияли бывший министр культуры и нынешний помощник президента Владимир Мединский и глава Службы внешней разведки Сергей Нарышкин. Вероятнее всего, подведомственные им Российское историческое общество (РИО) и Российское военно-историческое общество (РВИО) и сформировали представления Путина об истории и военных конфликтах (научная корректность трактовок, которые выбирают РИО и РВИО, вызывает очень большие сомнения).
Перцев полагает, что группа профессиональных референтов или спичрайтеров вряд ли бы написала такой текст, потому что выступление Путина было очень запутанным: «Выглядело это, мягко говоря, нелепо — от Путина эти идеи страшно далеки. Он больше устремлен в прошлое, мало интересуется современными политическими идеями и склонен к конспирологическим теориям».
Значительную роль в «создании смыслов» в Кремле играет внутриполитический блок администрации президента, возглавляемый «методологом» Сергеем Кириенко, рассказывает Перцев. Вполне вероятно, что люди, которые работали с Кириенко, разрабатывая «образ будущей России», смогли уловить, что для незападных стран (большинство из них до сих пор не заняли однозначной позиции по отношению к российской военной агрессии в Украине) важны постколониальные идеи.
Постколониальные теоретики считают, что история западного империализма не закончилась с формальной независимостью бывших европейских колоний в Африке, Азии и на Ближнем Востоке после Второй мировой. Они уверены, что наиболее важный фактор колониализма — не столько экономическая эксплуатация и разграбление колоний, сколько образ мышления, который делит целые регионы мира на «прогрессивные» и «отсталые».
В головах «колонизаторов» такая «отсталость» определяется прежде всего географическим положением и цветом кожи населения. В частности, по мнению постколониальных исследователей, именно западное представление об «отсталости» целых народов стало причиной бесчеловечного обращения с ними. И этот образ мысли до сих пор доминирует в международной политике.
А КТО ТАКОЙ ЭТОТ ГЕГЕМОН?
Ответить на этот вопрос коротко никак не получится. И начать придется издалека. К сожалению, без обзорной экскурсии по марксизму здесь не обойтись (да, именно в левой политической философии получило развитие понятие «гегемона»).
Отправной точкой для представлений о гегемоне можно считать одну из центральных идей Карла Маркса — базис и надстройку. По его замыслу, они должны наглядно проиллюстрировать, что сознание людей в первую очередь определяется их материальным положением в обществе.
Грубо говоря, у Маркса «базис» описывает, как устроены социально-экономические отношения. То есть ключевым является то, кто владеет землей, фабриками, железными дорогами (в марксистской традиции — средствами производства), и каким образом они принуждают рабочих к труду — внеэкономически (силой или угрозой силы) или экономически (например, зарплатой).
Прочие стороны жизни общества — политическая система, религия, искусство, наука, образ мысли — представляют собой производные от материальных отношений, то есть «надстройку». Маркс считал, что парламентская демократия — это политический режим, который организационно закрепляет власть буржуазии, а либерализм находит всему этому оправдание.
В 1930-е годы эту идею существенно модифицировал итальянский марксист Антонио Грамши. Он предположил, что власть буржуазии определяется не только тем, что она владеет «средствами производства». Все намного сложнее — и дело в гегемонии буржуазии.
Грамши считал, что гегемония — это способность представлять свою картину мира наиболее привлекательной или даже единственно возможной. Для этого не обязательно обладать материальными ресурсами — и доминировать в «надстройке» за счет силы и богатства. Важнее — диктовать художественные вкусы, содержание образовательных программ и темы для общественных дискуссий.
Еще один неомарксистский теоретик — американский социолог Иммануил Валлерстайн — использовал понятие гегемонии, чтобы объяснить устройство современного мира. Его идеи получили большую популярность в 1990-е и нулевые — не только за рубежом, но и в России.
Валлерстайн уверен, что современный мир — это единая экономическая система, где разделение труда организовано географически. Свою теорию он так и называл — мир-система. Ее базис — капитализм, в котором все игроки мотивированы прибылью. В мир-системе Валлерстайна государства — это по сути конкурирующие группировки глобальной буржуазии. А культурная надстройка (в терминах Валлерстайна — «геокультура»), — это либерализм. Гегемон, считал американский социолог, может поменяться только в том случае, если мир-система перестанет верить в главные ценности культурной надстройки — права человека и частную собственность.
Если бы одному государству удалось захватить все политическую власть, тогда мир-система превратилась бы в мир-империю, уверен Валлерстайн. Но такого еще никогда не случалось. А вот что бывало — так это экономическая гегемония одного государства. По мнению американского социолога, в капиталистической мир-системе таких гегемонов было всего три: Нидерланды в XVII, Великобритания в XIX и США в ХХ веке.
Валлерстайн считал, что экономические гегемоны на определенный период времени могут определять правила игры в международных отношениях и мировой экономике. Они лидируют в производстве, торговле и финансах. Добиваются удобных им политических решений без военного давления, используя «мягкую силу». Наконец, страны-гегемоны вырабатывают язык культуры, которым затем пользуется весь мир.
Картина мира Путина намного проще теории Валлерстайна. Он признает только право силы, делит мир на врагов и предателей — а слова вроде «гегемона» или, скажем, «суверена» лишь маскируют это незамысловатое политическое мировоззрение, причем не очень удачно.
Путин откровенно не переваривает ни левых, ни либералов и охотно называет себя консерватором. Скорее всего, он даже не знает, что говорит как марксист (точнее, неомарксист). Для него нет никакой принципиальной разницы, в какую терминологию будут облечены те однообразные мысли, которые он хочет донести до аудитории.
А США — ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ГЕГЕМОН?
Однозначно да, если пользоваться терминологией Валлерстайна, неомарксистов и постколониальных теоретиков.
Хотя помимо США в мире есть новый центр политической, экономической, технологической и военной силы — Китай, который не скрывает своей амбиции если не стать мировым гегемоном, то как минимум разговаривать с ним на равных.
Впрочем, до Америки Китаю все еще довольно далеко. Штаты однозначно занимают первое место в мире по ВВП (на втором месте — Китай). Суммарная капитализация американских компаний, которые торгуются на бирже, составляет около 40% от суммарной капитализации всех таких компаний в мире (китайских — около 11%). Экономическая (и, как следствие, военная) сила позволяет США определять правила игры в международных отношениях и мировой экономике.
При этом довольно очевидно, что именно США вырабатывают язык культуры, которым пользуется большая часть мира. Голливуд задает мировые стандарты киноиндустрии, Кремниевая долина и технологические гиганты лидируют в IT, американская пресса или музыка — очевидные модели для подражания. И дело не в том, нравятся ли вам голливудские супергерои, подбор колумнистов в The New York Times или последний альбом Бейонсе. А в том, что эталоном для сравнения является именно американская продукция. Это и есть та самая культурная гегемония.
Валлерстайн объяснял, что гегемонии обычно возникают после больших кризисов и войн, потому что мир-системе нужен какой-то глобальный жандарм, который мог бы навести порядок. Гегемония США возникла как раз после Второй мировой и по вполне объяснимым причинам: участие в войне сделало страну гораздо богаче, а Европа лежала в руинах. В годы войны американская экономика выросла на 90,5% — и ее драйвером стал военно-промышленный комплекс, на который приходилось до 92% ВВП США.
Именно за счет укрепления экономики после войны США стали архитектором Бреттон-Вудской денежной системы. Страны-участницы соглашения (включая СССР) договорились установить твердые курсы своих валют к доллару, а для поддержания нестабильных валют — создать Международный валютный фонд. И хотя эта система формально продержалась лишь до 1971 года, даже после ее краха принцип «в любой непонятной ситуации покупай доллары» продолжает действовать. К нему прибегают как крупнейшие мировые банки, так и простые россияне. Инвесторы любого масштаба продолжают верить, что американская экономика довольно быстро восстановится после любого кризиса, как она это делала уже неоднократно.
Но гегемоны, писал Валлерстайн, долго не живут: работа мирового жандарма сопряжена с большими издержками, и рано или поздно другие государства становятся более экономически эффективными, богатеют — и перестают слушаться гегемона. Тому приходится для поддержания авторитета прибегать к военной силе — но в конце концов он неизбежно проигрывает.
Неслучайно американские политики с тревогой следят за экономическим, технологическим и военным развитием Китая. Когда Барак Обама говорил, что Россия — всего лишь слабая региональная держава, он констатировал, что Китай — единственный глобальный игрок, который может бросить вызов гегемонии США.
Возможно, Путин рассчитывает, что на фоне противостояния Китая и США позиции гегемона вскоре ослабнут. Очевидно, что главными адресатами его речи 30 сентября были не россияне или российская элита и даже не Украина, территории которой Россия пытается аннексировать. В своем обращении Путин обратился в том числе к своим потенциальным союзникам.
И прежде всего, к нелиберальным силам по всему миру. Именно поэтому в своей речи Путин так много говорил о «традиционных ценностях» и «отмене России», критиковал «гендерные свободы» и в очередной раз повторил пропагандистский миф о «родителе № 1» и «родителе № 2». Он использовал темы, которые давно взяли на вооружение ультраправые политики. Для Путина Россия — это и есть «истинная Европа». И, скорее всего, он полагает, что может предложить людям с ультраправыми взглядами некую общую программу — противостояние с воображаемым «коллективным Западом», его либеральным «гегемоном» США и их ценностями.
Однако Путин не учитывает одного: это на словах современная Россия противостоит США, а на деле ее вклад в мировый ВВП меньше 2%. В сфере «создания смыслов», которые, как считает Валлерстайн, необходимы для культурной гегемонии, Кремль также постоянно терпит поражения. Идеология «русского мира» запоздала как минимум на несколько десятилетий: фантомные боли метрополий по колониям, которые стремятся обрести независимость, остались в прошлом веке. Помимо этого ресентимента, «русский мир» ничего больше предложить не может. Попытки выстроить военные (ОДКБ) и экономические альянсы (БРИКС) тоже не обернулись существенными успехами.
Но если Путин в чем-то и прав, так это в том, что США действительно обходится с Россией как гегемон. Путину, который живет прошлым и считает распад СССР «величайшей геополитической катастрофой XX века», тяжело принять, что с ним не общаются на равных. Кажется, он до сих пор так и не понял, что даже в отношениях с Китаем Россия в лучшем случае «младший партнер». Китай не стал союзником России в «геополитическом противостоянии» с «коллективным Западом» — и даже на словах не поддержал российскую военную агрессию в Украине.
Помимо ультраправых сил, другим адресатом речи Путина были незападные страны, для которых он использовал вроде бы понятные им постколониальные идеи и термины, вроде «гегемона».
Примечательно, что на сайте президента России впервые слово «гегемон» появилось в 2016 году. Шесть лет назад на заседании прокремлевского дискуссионного клуба «Валдай», задуманного как инструмент российской «мягкой силы», о «гегемонии» США заговорил бывший президент ЮАР Табо Мбеки. Его страна — бывшая голландская и британская колония, которая после обретения независимости пережила период расовой сегрегации, продлившийся вплоть до 1994-го.
Когда Мбеки или любой другой лидер африканской (или латиноамериканской) страны говорит о колониализме, это звучит естественно и даже ожидаемо. Но когда к этой теме обращается Путин, эффект получается обратный. Путин явно не воспринимает Россию и ее предшественницу СССР как империю в том смысле, который в него вкладывают историки и постколониальные исследователи.
Независимые государства, образовавшиеся после распада СССР, тоже не воспринимаются им как бывшие колонии. Более того, Путин использует в своей речи постколониальные понятия, чтобы оправдать военные преступления, оккупацию и аннексию территорий суверенного государства — то есть, агрессивную захватническую войну, которую многие, например, историк Тимоти Снайдер называют империалистической.
Так что, если бы Путин действительно мыслил постколониально, ему пришлось бы констатировать: Россия — это империя. А империи рано или поздно проигрывают свои колониальные войны. И непременно распадаются.
Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока писали это письмо
Иммануил Валлерстайн считал, что СССР даже в разгар холодной войны не был частью «двух миров, двух систем», а просто был встроен в единую капиталистическую мир-систему в качестве «полупериферии». Советский Союз фактически просто продавал Западу нефть и газ, покупал у него продовольствие и высокотехнологичное оборудование. Его антиамериканизм был, грубо говоря, всего лишь переговорной позицией, а социализм — организационной формой.
Постскриптум
Мы очень боимся, что Россия может использовать в Украине тактическое ядерное оружие (даже писать об этом — дикость). Им пугают Путин, российские пропагандисты, и политики, которые хотят понравиться президенту России (например, Рамзан Кадыров). Пока эксперты сходятся во мнении, что риск ядерного удара остается низким, — но он не исключен. В этом тексте «Медуза» рассказывает, что известно о российской ядерной стратегии, можно ли как-то предотвратить использование ядерного оружия и какой может быть реакция мирового сообщества. Почитайте этот немного успокаивающий материал.
Мы послали вам «Сигнал» — теперь ваша очередь. Отправьте это письмо своим друзьям и близким.
Знание — сила. Будущее — это вы.
Хотите, чтобы мы изучили и объяснили явление или понятие, которое вы сами заметили в новостях? Напишите нам: signal@meduza.io.
|
